Один, второй, третий толчок — наш «жигуленок» буквально сотрясало от неожиданных порывов ветра. Мы ехали по степной дороге от города Камышина в Саратов. Ветер дул со стороны Волги в правый бок автомобиля. Казалось, будто огромные ладони какого-то невидимого великана мягко, но сильно толкают нас, забавляясь автомобилем, как игрушкой. За рулем сидел хозяин «Жигулей» Сергей Булхов. Находясь с ним рядом, я чувствовал себя спокойно, так как знал — машина в надежных руках опытного профессионала. Сергей работал водителем такси в Волгограде. Старую двадцать четвертую «Волгу» с шашечками, на которой он трудился, можно было нередко видеть возле Казанского собора, куда он приезжал на службу. Там мы с ним и познакомились. Часто беседуя на богословские темы, я наблюдал, как он возрастал духовно от силы в силу, и радовался за него.
Парень он
был на редкость сообразительный и умный. Правда,
чувствовалось влияние на него индийской теософии с ее йогой, которой,
по-видимому, он увлекался до прихода в Церковь, но через подобное прошли
многие неофиты. Я дал ему книгу по исихазму и умной Иисусовой молитве:
она стала его настольной книгой. Решил свозить его в Саратов, чтобы
представить архиепископу Пимену как возможного кандидата к рукоположению
во священника. В Саратов поехали на машине. Если бы мы знали, что с
нами может приключиться, то непременно сели бы на поезд. Теперь вот
мчимся по заснеженным степям Поволжья, и чувство беспокойства невольно
охватывает наши души. До Камышина добрались благополучно, надеясь, что и
дальнейший путь у нас протечет так же гладко. Но в этом мы жестоко
ошиблись. Вслед за порывами ветра посыпал снег. Сергей обеспокоенно
произнес:
— Как бы нам, отец Николай, не пришлось в степи ночевать. Может, повернем назад?
— Обидно, — говорю я, — больше половины дороги проехали, может, распогодится, и даст Бог — доедем.
Сумерки
спустились быстро. Дорога то ныряла вниз затяжным спуском, то
поднималась вверх. Когда поднялись на очередной холм, перед нами
открылась картина: множество огней вдали вереницей уходило за
горизонт. Подъехав поближе, увидели, что это были большегрузные
«КАМАЗы» с прицепами. Мы вышли из машины, спросили, почему все стоят.
Водитель крайнего грузовика, матерясь через каждое слово, объяснил нам,
что дальше дороги нет, все занесено и они будут ждать до завтра прибытия
тракторов. Про нас он сказал, что мы вообще ненормальные, что, когда
вернемся домой, нам надо сходить к психиатру провериться. Мы повернули и
поехали назад в Камышин. Снег все усиливался. Ветер лепил такие хлопья,
что стеклоочистители едва справлялись. Видимость ухудшилась до того,
что ехали, как говорится, на ощупь. Во многих местах дорога была
пересечена снежными заносами, Сергей их таранил, пробивая на скорости.
После одного из таких таранов автомобиль развернуло поперек дороги, так
что носом он уперся в один сугроб, а сзади его подпер другой.
- Все, отец Николай, кажется, мы с вами, что называйся, приплыли: ни взад, ни вперед, — сказал обреченно Сергей.
Вышли
из машины. Сильный порыв ветра сорвал с меня меховую шапку и,
зловеще свистя, унес ее в снежные дали. На Сергее была лыжная
шерстяная шапочка, которую он натянул до самых глаз. Я залез в машину,
вытащил из портфеля скуфью и водрузил ее поглубже на голову. Рассчитывая
от дома до епархиального управления ехать в теплых «Жигулях», я не
удосужился обуть зимние ботинки, вырядившись в демисезонные туфли.
—
Через два часа нашу машину занесет снегом полностью, если мы не
выберемся куда-нибудь на пригорок, где продуваемое открытое пространство
и снег не задерживается. Уходить куда-то в степь, искать селение —
тоже верная смерть, — подытожил Сергей, скептически глянув на мои
ботиночки.
Мы стали ногами
отгребать снег от машины и рывком, поднимая задок, старались закинуть
его влево. Несмотря на неимоверные усилия, за один раз
нам удавалось продвинуть машину на один-два сантиметра. Окончательно
выдохнувшись и задубев, мы садились в нее, включали двигатель и
отогревались. Затем вновь продолжали свою работу. Ценой огромных усилий
нам удалось развернуть машину так, что можно было ехать вперед. Проехав
немного, мы увидели чистую, ровную площадку дороги и остановились на
ней. Здесь стоял кем-то брошенный «ГАЗик» с будкой, закрытой на висячий
замок.
—
Будем стоять до утра, — сказал Сергей, — а там видно будет. Но у нас,
батюшка, другая проблема, и очень серьезная. Бензин на исходе, когда он
закончится, мы окочуримся с холоду. Помощи, по-видимому, ждать
неоткуда, трактора подойдут сюда только днем. Так что можно писать
завещание родным и близким.
При
этих словах мне почему-то припомнилась песня про ямщика, который,
замерзая в степи, отдает последний наказ товарищу. Мы с друзьями очень
любили петь эту песню во время праздничных застолий. Распевая ее
протяжно, не спеша, наслаждались гармоничным созвучием разных голосовых
партий. Когда мы пели ее в теплом уютном доме, смерть ямщика казалась
такой романтичной, умилительно-грустной. Но теперь, когда сплошное белое
марево бушевало над нами и вокруг нас, заслоняя весь Божий мир так, что
реальными казались только этот буран и снег, мне петь нисколько не
хотелось. И умирать, когда тебе вскоре должно исполниться только
тридцать три, тоже не хотелось.
—
Ты знаешь, Сергей, нам с тобой надо молиться святому
Николаю Угоднику, ибо спасти нас может чудо, а он — Великий
Чудотворец.
И
для убедительности я рассказал про чудо святителя Николая, которое он
сотворил в 1978 году. Я тогда еще служил в Тольятти диаконом и один
раз, отправляясь в Москву на экзаменационную сессию, безнадежно
опаздывал на поезд. Когда сел в такси, до отправления поезда оставалось
пять минут, а ехать до вокзала минимум двадцать. Тогда
я взмолился своему небесному покровителю, чтобы он сотворил чудо. Чудо
произошло: когда мы приехали на вокзал, оказалось, что у поезда
заклинило тормозные колодки и он простоял лишних двадцать минут.
За неявку
на сессию мне грозило самое большое — отчисление из семинарии,
а теперь на кону стояли наши жизни. После моего рассказа
принялись с Сергеем усердно молиться Николаю Чудотворцу. Из снежной
пелены вдруг выплыла огромная машина — трехосный «Урал»
— и остановилась. Мы объяснили водителю нашу проблему. Он молча протянул
двадцатилитровую канистру бензина. Подавая пустую канистру назад, я
спросил:
— Скажи, добрый человек, как хоть твое имя, чтобы мы могли помянуть тебя в молитвах?
Уже отъезжая, он крикнул в приоткрытую дверцу:
— Николаем зовут.
«Урал» растаял за снежной завесой, а я еще долго стоял, не в силах прийти в себя от случившегося.
Утром буран успокоился, Сергей надел на задние колеса цепи и мы, пробившись до Камышина, благополучно возвратились в Волгоград.
Волгоград, январь 2002 г.
Протоиерей Николай Агафонов
