Баба Надя торопливо ковыляла по дороге, всхлипывая и вытирая глаза.
Слез у нее давно уже не было – выплакала. Но привычка вытирать их
осталась.
В кои-то веки зашла в церковь, думала душу облегчить, а вышло наоборот.
Отругал ее священник. И было б за что! За то, что людям помогала – травками лечила и народными заговорами! Сказал, что это грех большой. Колдовство. Вот тебе на! Какое ж это колдовство? Это помощь! Народные средства, травки да присказки от болезней – лечила она так. Скольким помогла, а теперь, выходит, – грех. Батюшка сказал, покаяться надо. Молодой он, но строгий.
«Ну его! Не пойду больше…» – с какой-то детской обидой пробурчала она и принялась за грядки. Сорняки рвет, а мысли всё равно об одном. Неужели всё-таки грех? Он же батюшка, ему видней. Ученый по этим вопросам-то. Конечно, грехов за жизнь много накопилось – баба Надя и не думала отрицать, и рада бы каяться, и свечки кому надо ставить, но ведь, правда, всю жизнь считала свои «шепотки» невинными. А если он прав, а она так и помрет?
«Самое страшное – помереть, а грехи за собой утащить», – думала она всегда.
В церковь ее привел внук Петя. С ним у бабушки особая связь была. Ребенком Петя болел много; она его выхаживала, пока родители на работе были да сестру учили. Петя вырос давно, а бабушку не оставляет без внимания, постоянно забегает. А как стал алтарничать, и ее в храм позвал: «Баб Надь, ну давай сходим!»
Баба Надя не сразу собралась – хозяйство всё время и силы отнимало. От постоянного копания на грядках спина бабушки уже не разгибалась – так она и ходила, словно поклонившись в пояс. Будто украдкой выглядывала из-подо лба бархатистыми глазами.
И вот дошла наконец даже до исповеди. А батюшка возьми и скажи про колдовство, и снова заныла душа. Две ночи она не спала, думала, сомневалась, спорила мысленно с батюшкой, книжки с полки внука брала, листала, читала.
А в ближайшее воскресное утро пришла в храм самая первая, у ворот стояла, ждала. Чуть увидела фигуру в рясе, поковыляла к нему, выглянула из-под «поклона» своего и выпалили: «Каюсь! Раз говоришь, что грех это, – каюсь! Грешница я!»
Священник опешил от такого натиска с утра пораньше. Но сюрпризы на этом не закончились – чуть позже оказалось, что заболела одна из двух «певчих». Батюшка, музыкант в прошлом, и так-то был не сильно доволен своим хором, а тут даже их нет. Баба Надя вызвалась помочь. Сама не понимая как, просто по инерции – она всегда предлагала помощь. В итоге всю службу пропела на клиросе. Старательно, даже, кажется, немного выпрямилась от усердия.
После службы, чуть дыша, заспешила к батюшке:
– Ну что? Не подвела?
– Что Вы! Я сегодня слышал прекрасное церковное пение. Приходите к нам почаще.
И баба Надя стала приходить.
* * *
Со временем уже сложно было представить себе храм без стоящей в углу в своем на грядках заработанном «поклоне» бабы Нади.
Храм сельский. Службы только по воскресным дням и праздникам. Священник один. И службы долгие – 4–5 часов. И бабушка всё выстаивала. Маленькая, сгорбившаяся, стояла и старательно подпевала хору.
Батюшка с певчими часто оставался после службы разбирать партии. Регент, молодая девушка, всегда очень рьяно что-то отстаивала, терминами сыпала. Убеждала батюшку, что вот именно так «богоугодно» петь, а вот так – ни в коем разе! Баба Надя изо всех сил старалась понять, как же правильно и богоугодно петь, но потом отчаялась разобраться и продолжила петь, как может.
Иногда ей доверяли раздавать просфоры. В этот день у ребятни был праздник: баба Надя никогда никому не отказывала, давала столько, сколько просили. И когда в итоге просфоры очень быстро заканчивались, чуть не плакала: «Что же так мало напекли!»
Свечница Татьяна ее ругала:
– Зачем все раздаешь?! По одной в руки!
– Ну как можно? Они же просят…
– Мало ли что просят! Сказали по одной – значит, по одной!
Но в следующий раз повторялось то же самое.
После службы – сразу в трапезную. Там уже заготовки, салаты, закуски и прочее. Батюшку с братией кормить надо. Они все здоровые, крепкие! Баба Надя им и борща наварит, и второе, и пирожков напечет, и наливочки не забудет. Сама с краю в фартучке присядет и слушает, как батюшка говорит. Парни-прихожане больно горячие ему попадались, всё время споры какие-то затевали: а это как, а то, а это не так, а там разве по-евангельски? Баба Надя и не понимала толком, что они говорят, чем недовольны. Зато батюшка всё так просто и понятно объяснял, что и бабушка улыбалась от радости, и парни затихали.
Она до дрожи в коленях боялась исповеди. Не спала накануне, всё свой листок с «послужным списком» перечитывала – всё ли написала? А в храме перед батюшкой заливалась слезами – а ведь думала, что уже всё выплакала, что закончились!
«Памяти нет совсем, много забываю. Боюсь, так и помру с этим возом…» – жаловалась она священнику.
* * *
Все готовились к престольному празднику.
Ждали гостей из города. Родственников и знакомых. Баба Надя взяла подготовку трапезы под свой контроль, ночь не спала – нельзя ударить лицом в грязь перед гостями.
Праздник удался. И служба была торжественная, как никогда, все стояли не шелохнувшись. Потом в колокола звонили, один гость даже на баяне сыграл. А потом – за стол, который ломился от изысков. Говорили много, но в этот раз без споров, хорошо, душевно. Пели. Бабушка села рядом с кем-то из парней, облокотилась на него слегка и заснула.
И не сразу заметили, что задремавшая баба Надя… умерла. Незаметно, тихо, будто как всегда боялась потревожить, прервать песню. И фартучек свой, в котором готовила и столы накрывала, не успела снять.
«Она вам служила – теперь и вы ей послужите», – сказал батюшка.
Ее тело положили в одной из комнат домика для причта, и прихожане по очереди читали над ней Псалтирь; из желающих «послужить на дорогу» бабушке образовалась очередь. В день похорон произошла какая-то путаница и не получилось вызвать подходящую машину, чтобы доехать до кладбища. Парни тут же предложили нести гроб на руках, и батюшка поддержал. В итоге через всё село шла целая процессия.
«Надежда очень любила крестные ходы, – улыбнулся батюшка. – Вот и теперь Господь для нее организовал крестных ход».
А после панихиды он, обычно речистый и многословный, был краток: «Я ни в коем случае не хочу никого освящать, но смерть как у Надежды надо заслужить. И очевидно, что она трудилась на земле не зря».
* * *
На следующей службе сразу стало понятно, что нет в храме тихой и неприметной бабы Нади. Не слышно, как она подпевает хору из своего уголка. А в трапезной – свободно место с краю, на лавочке. Грустно, конечно, было. Но в то же время спокойно. Умиротворенно…
Ее внук как-то рассказал: «Мне приснилась бабушка. Я зашел в наш храм, а она стоит на своем месте. Меня увидела, обрадовалась и говорит: «Молодец, что пришел. Теперь здесь и стой»».
Автор: Ольга Зиненко
В кои-то веки зашла в церковь, думала душу облегчить, а вышло наоборот.
Отругал ее священник. И было б за что! За то, что людям помогала – травками лечила и народными заговорами! Сказал, что это грех большой. Колдовство. Вот тебе на! Какое ж это колдовство? Это помощь! Народные средства, травки да присказки от болезней – лечила она так. Скольким помогла, а теперь, выходит, – грех. Батюшка сказал, покаяться надо. Молодой он, но строгий.
«Ну его! Не пойду больше…» – с какой-то детской обидой пробурчала она и принялась за грядки. Сорняки рвет, а мысли всё равно об одном. Неужели всё-таки грех? Он же батюшка, ему видней. Ученый по этим вопросам-то. Конечно, грехов за жизнь много накопилось – баба Надя и не думала отрицать, и рада бы каяться, и свечки кому надо ставить, но ведь, правда, всю жизнь считала свои «шепотки» невинными. А если он прав, а она так и помрет?
«Самое страшное – помереть, а грехи за собой утащить», – думала она всегда.
В церковь ее привел внук Петя. С ним у бабушки особая связь была. Ребенком Петя болел много; она его выхаживала, пока родители на работе были да сестру учили. Петя вырос давно, а бабушку не оставляет без внимания, постоянно забегает. А как стал алтарничать, и ее в храм позвал: «Баб Надь, ну давай сходим!»
Баба Надя не сразу собралась – хозяйство всё время и силы отнимало. От постоянного копания на грядках спина бабушки уже не разгибалась – так она и ходила, словно поклонившись в пояс. Будто украдкой выглядывала из-подо лба бархатистыми глазами.
И вот дошла наконец даже до исповеди. А батюшка возьми и скажи про колдовство, и снова заныла душа. Две ночи она не спала, думала, сомневалась, спорила мысленно с батюшкой, книжки с полки внука брала, листала, читала.
А в ближайшее воскресное утро пришла в храм самая первая, у ворот стояла, ждала. Чуть увидела фигуру в рясе, поковыляла к нему, выглянула из-под «поклона» своего и выпалили: «Каюсь! Раз говоришь, что грех это, – каюсь! Грешница я!»
Священник опешил от такого натиска с утра пораньше. Но сюрпризы на этом не закончились – чуть позже оказалось, что заболела одна из двух «певчих». Батюшка, музыкант в прошлом, и так-то был не сильно доволен своим хором, а тут даже их нет. Баба Надя вызвалась помочь. Сама не понимая как, просто по инерции – она всегда предлагала помощь. В итоге всю службу пропела на клиросе. Старательно, даже, кажется, немного выпрямилась от усердия.
После службы, чуть дыша, заспешила к батюшке:
– Ну что? Не подвела?
– Что Вы! Я сегодня слышал прекрасное церковное пение. Приходите к нам почаще.
И баба Надя стала приходить.
* * *
Со временем уже сложно было представить себе храм без стоящей в углу в своем на грядках заработанном «поклоне» бабы Нади.
Храм сельский. Службы только по воскресным дням и праздникам. Священник один. И службы долгие – 4–5 часов. И бабушка всё выстаивала. Маленькая, сгорбившаяся, стояла и старательно подпевала хору.
Батюшка с певчими часто оставался после службы разбирать партии. Регент, молодая девушка, всегда очень рьяно что-то отстаивала, терминами сыпала. Убеждала батюшку, что вот именно так «богоугодно» петь, а вот так – ни в коем разе! Баба Надя изо всех сил старалась понять, как же правильно и богоугодно петь, но потом отчаялась разобраться и продолжила петь, как может.
Иногда ей доверяли раздавать просфоры. В этот день у ребятни был праздник: баба Надя никогда никому не отказывала, давала столько, сколько просили. И когда в итоге просфоры очень быстро заканчивались, чуть не плакала: «Что же так мало напекли!»
Свечница Татьяна ее ругала:
– Зачем все раздаешь?! По одной в руки!
– Ну как можно? Они же просят…
– Мало ли что просят! Сказали по одной – значит, по одной!
Но в следующий раз повторялось то же самое.
После службы – сразу в трапезную. Там уже заготовки, салаты, закуски и прочее. Батюшку с братией кормить надо. Они все здоровые, крепкие! Баба Надя им и борща наварит, и второе, и пирожков напечет, и наливочки не забудет. Сама с краю в фартучке присядет и слушает, как батюшка говорит. Парни-прихожане больно горячие ему попадались, всё время споры какие-то затевали: а это как, а то, а это не так, а там разве по-евангельски? Баба Надя и не понимала толком, что они говорят, чем недовольны. Зато батюшка всё так просто и понятно объяснял, что и бабушка улыбалась от радости, и парни затихали.
Она до дрожи в коленях боялась исповеди. Не спала накануне, всё свой листок с «послужным списком» перечитывала – всё ли написала? А в храме перед батюшкой заливалась слезами – а ведь думала, что уже всё выплакала, что закончились!
«Памяти нет совсем, много забываю. Боюсь, так и помру с этим возом…» – жаловалась она священнику.
* * *
Все готовились к престольному празднику.
Ждали гостей из города. Родственников и знакомых. Баба Надя взяла подготовку трапезы под свой контроль, ночь не спала – нельзя ударить лицом в грязь перед гостями.
Праздник удался. И служба была торжественная, как никогда, все стояли не шелохнувшись. Потом в колокола звонили, один гость даже на баяне сыграл. А потом – за стол, который ломился от изысков. Говорили много, но в этот раз без споров, хорошо, душевно. Пели. Бабушка села рядом с кем-то из парней, облокотилась на него слегка и заснула.
И не сразу заметили, что задремавшая баба Надя… умерла. Незаметно, тихо, будто как всегда боялась потревожить, прервать песню. И фартучек свой, в котором готовила и столы накрывала, не успела снять.
«Она вам служила – теперь и вы ей послужите», – сказал батюшка.
Ее тело положили в одной из комнат домика для причта, и прихожане по очереди читали над ней Псалтирь; из желающих «послужить на дорогу» бабушке образовалась очередь. В день похорон произошла какая-то путаница и не получилось вызвать подходящую машину, чтобы доехать до кладбища. Парни тут же предложили нести гроб на руках, и батюшка поддержал. В итоге через всё село шла целая процессия.
«Надежда очень любила крестные ходы, – улыбнулся батюшка. – Вот и теперь Господь для нее организовал крестных ход».
А после панихиды он, обычно речистый и многословный, был краток: «Я ни в коем случае не хочу никого освящать, но смерть как у Надежды надо заслужить. И очевидно, что она трудилась на земле не зря».
* * *
На следующей службе сразу стало понятно, что нет в храме тихой и неприметной бабы Нади. Не слышно, как она подпевает хору из своего уголка. А в трапезной – свободно место с краю, на лавочке. Грустно, конечно, было. Но в то же время спокойно. Умиротворенно…
Ее внук как-то рассказал: «Мне приснилась бабушка. Я зашел в наш храм, а она стоит на своем месте. Меня увидела, обрадовалась и говорит: «Молодец, что пришел. Теперь здесь и стой»».
Автор: Ольга Зиненко
